Игрушка
Игрушка.
Это чудо
– любовь. Это проклятие – любовь.
Соня
- младшая, и любимая дочь у обеспеченных
родителей. Когда она в форме, то красавица и сейчас, хотя ей за 40. А в молодости! Букеты цветов, обожание
поклонников. Интригующие ухаживания, и похождения. Рестораны! Богема!
Остроумные разговоры, шикарная одежда, экстравагантные
поступки. Она прекрасно помнит это чудное время, этих великолепных мужчин. Один был баритоном оперного театра. Как он
пел! А как декламировал стихи! Ее называл - Сонелия, моя Сонелия. Черная, короткая бородка, как у Дон-Жуана, гордая осанка, откинутые назад
длинные волосы. Он швырял к ее ногам розы. Не уставал признаваться в любви, носил на руках. Правда потом, как-то случайно, она
застала его в объятиях с юношей. И это
вызвало у нее непреодолимую брезгливость, а он еще долго оправдывался перед ней, доказывая, что они
репетировали сцену спектакля. Но было много других, настоящих мужчин. Все они
вились вокруг нее, как мухи у меда, и все добивались ее. А она играла с ними, упивалась своей
красотой, и общим обожанием, и выбирала, конечно, из них самого лучшего, самого
козырного. Но вскоре почему-то оказывалось, что каждый из этих красавцев
охотно флиртовал, ухаживал за ней, водил
ее в рестораны, в гостиничные номера, но никто и не собирался жениться на ней.
Она это чувствовала, понимала каким-то женским чутьем. И чем дальше, тем
отчетливей. Где-то в душе она все больше
ощущала себя дорогой игрушкой, которую
можно подержать в руках, взять на вечер поиграть, но купить насовсем? Такую дорогую, и красивую? А что потом делать с этой красивой игрушкой? Всегда с ней играть? Или охранять от
других желающих? Надоест. Да и захочется других, не менее красивых и интересных
игрушек, которые постоянно появляются на этом празднике жизни. Что значит взять, купить навсегда эту
игрушку? Значит всегда за ней ухаживать,
следить, чтобы другие с ней не играли! А желающих на такую красивую игрушку всегда более, чем
достаточно. Опытных и умелых игроков. Да
и сама она. Она ведь уже вжилась в образ игрушки. Она уже сама только и ждала,
чтобы с ней поиграли, чтобы ее купили на вечер, на неделю. Чтоб всегда был
только праздник, только ухаживания, только восторги, и любовь! Любовь к ней,
восхищение ею! Любить других? Ну, иногда она могла снизойти до игры в любовь с
поклонником, если он очень темпераментно этого добивался. Но любить всегда,
одного! Она не могла себе этого допустить даже в мыслях! Праздничная карусель
жизни так закружила ее, что она и не пыталась ничего изменить, остановить, хотя
подсознательно и понимала, что праздник не может быть вечным! Но праздника
хочется всегда, и если его постоянно предлагают, то отказаться от него может
далеко не каждый.
А единственный влюбленный в нее неприметный одноклассник
ждал, и надеялся. Он был верен ей, несмотря ни на что. Скромный трудяжка. В отличие от нее – жрицы праздников, он был верноподданным
будней. Он знал, что главное в этой жизни не мишура торжеств, а каждодневный
труд, служение семье и людям. Но она
вышла за другого, яркого и богатого. И
быстро разошлась. Вот потом, когда она
оказалась просто брошенной, и никому не нужной, она ответила на его любовь,
и какое-то время жила с ним, с
одноклассником - Сеней. Тихим, неярким,
но надежным и постоянным. Он был
преданным, и влюбленным. Он был нежным,
поразительно терпеливым, и так много ей прощал! Он ждал, когда она вернется с ночных похождений. Пытался достучаться до
нее. Но как она могла жить с серостью, когда вокруг нее вились такие яркие, такие галантные поклонники? Когда с ними
было так интересно. И однажды тихий
труженик от нее ушел. Она осталась одна
с сыном. Нет, были, конечно, мужчины, много мужчин. Да еще какие! Они всегда были разные, другие. Но становились как-то мельче, не так уже были ярки, и не так молоды. Ведь
годы-то шли! А еще был алкоголь. Он тоже
был, как мужчина, и влечение к нему стало похожим, идущим не только из души, но
и из тела. Алкоголь все чаще, все больше. С пьяным дурманным весельем. С похмельем, и опохмелением. Надо сказать,
что алкоголь среди мужчин был всегда, с самого начала. Он почему-то сопровождал
всегда и всех мужчин. Он был, как роковой любовник. Без него не обходилась ни одна встреча, ни один
праздник. Постоянный. Незаменимый. И его
становилось все больше. Его нужно было все больше! Ее уже несколько раз пытались спасать от него
родители с врачами. Но без него, без этого вечно будоражащего, и толкающего на
приключения любовника – алкоголя, было
скучно. Любое приключение, интрижка – были немыслимы без него. Она могла терпеть месяц, два, но затем,
несмотря на страшные запреты врачей, несмотря на расписки, она начинала
чахнуть, впадать в депрессию, и думала
только о нем. Только об алкоголе. И вскоре срывалась, ударялась в запой,
исчезала из дома на несколько дней. Возвращалась потом исхудавшая, грязная. Стала
попадать в вытрезвитель. Ей было уже за 30. Сын незаметно рос под присмотром
бабушки. Он был уже подростком,
каким-то издерганным, часто капризничал,
и всегда злился на мать. А она. Она оставалась игрушкой. Большим ребенком, за
которым также приглядывала бабушка. Приглядывала, потому что Соня была взрослой
женщиной, своенравной, и неуправляемой, особенно, когда начинала пить. А пила
она большую часть своей жизни. И теперь уже вокруг нее были, увы, не красавцы, а просто мужики, которые
угадывали в ней доступную самку, которые знали, что если только она выпьет, то
отказа не будет. И все чаще во время запоев она попадала в притоны, из которых,
бывало, ее не хотели выпускать. Возвращалась оттуда побитая, с синяками под
глазами. Ухаживания, и обожания сменились вульгарной охотой на нее, как на добычу. А наживкой была
бутылка! Она потеряла работу, другую. Но потерять своего рокового любовника по
имени алкоголь – она была не в силах. Это была давняя, и неразделенная любовь. Она его любила
безмерно. Испытывала к нему уже не только духовное, но и физическое влечение. После даже небольшой разлуки каждая
клеточка ее тела требовала: «Пить! Хочу выпить! Мне нужно опьянеть!» И она
бросалась к нему, жадно поглощала его,
впитывала в себя, стараясь меньше есть, чтобы побольше в нее вошло его –
алкоголя. Чтобы быстрее и сильнее
одурманить весь свой мозг, утопить в нем всю свою совесть. Но он был к ней равнодушен. Боле того, даже жесток.
Удовольствие, радость общения давал только в первые минуты, а потом были: сплошной
дурман, и похмелье. Когда она
напивалась, то в первые минуты опьянения к ней возвращалась иллюзия той
прошлой, полной обожания и восторгов жизни, того праздника, который не умрет
никогда в ее памяти, который всегда манит ее. Внутри нее возникало знакомое
чувство уверенности в своей внешности, красоте. Просыпалось кокетство, желание
интриговать, покорять мужчин. Ей в эти минуты было легче не замечать своей
потрепанной уже внешности, своего уже катящегося под уклон возраста. Не
замечать своей никчемной, и пролетевшей уже жизни, в которой она была только
игрушкой. Она захлебывалась, тонула, и гибла в объятиях своего, такого холодного
и безразличного любовника.
И вот однажды вечером она в тяжелом похмелье брела к
пивнушке, как вдруг увидела его, своего бывшего мужа – «мою серенькую мышку»,
как она его называла. Он всегда был таким невзрачным и скромным, а тут он шел в
солидном костюме под ручку с женой и двумя красулями – детками. Она,
поравнявшись с ним, непроизвольно остановилась и как-то виновато и тихо окликнула
его по имени: «Сенечка!». Он, не ожидая такого внимания от пьянчужки, машинально
глянул на нее и брезгливо отстранился, не узнавая в опухшей с фингалами бродяжке
свою первую любовь. И она тут же очнулась,
опустила глаза, стала суетливо мять руки и побрела куда-то прочь, стараясь
скрыться с глаз, чтоб ее никто не видел. Она что-то шептала себе под нос,
хихикала и ускоряла шаг. А он через несколько мгновений вдруг вспомнил ее, встал,
как вкопанный и оглянулся в ее сторону. В его глазах было выражение безмерного
удивления и боли, словно он нашел свою красивую, но сломанную кем-то игрушку.
Его руки непроизвольно вскинулись к искалеченному призраку красоты…
«Папа, что с тобой? Пойдем!» - дети тянули его за руку,
отряхивая видение.
7.04.05.
Юрий Генч.
Комментарии